Психологическая ампутация.

Иногда я привожу аналогию между психологией и гнойной хирургией. Есть латинское выражение Ubi pius, ubi incisio, что переводится как “где гной, там разрез”. Означает оно, что пока не вскроешь абсцесс, пока не эвакуируешь оттедова гной, заживления не будет. И в психологическом консультировании, если не касаться болезненных вопросов, мучительных переживаний, если их избегать и не замечать, то выздоровления не произойдет, хоть годами на терапию ходи.

Но это банальность, которая итак всем понятна.

Я же хочу рассказать о другой психолого-хирургической аналогии.

Весной 2002 года я существовал на пятом курсе Военно-медицинской академии. А точнее на клиническом цикле травматологии, который на 50% состоит из боли, на 25% из кровищи и ещё на 25% из мазей, растворов и бинтов.

Нас с однокашником запихнули в гнойную перевязочную, и за неделю там мы пропитались запахами хлоргексидина и левомеколя чуть больше чем насквозь.

А год, повторюсь, был 2002, вторая чеченская была в самом разгаре и борта с ранеными из Махачкалы прилетали в Сертолово пару раз в неделю. Поэтому никаких проблем с тем, чтоб практиковаться в травматологии у нас не было.

В перевязочную привезли в инвалидной коляске паренька. У него на было левого предплечья по верхнюю треть.

Парню не повезло и повезло одновременно. Самодельная мина боевиков в горах сработала под другим пацаном и его ошмётки расшвыряло по скалам, а нашему прилетел в руку камень и раздробил предплечье. Загрязнил рану землёй и мелкими камушками.

Пока отряд ждал вертолет, пока долетели до госпиталя, пока там до него дошла очередь на первичную хирургическую обработку раны… Короче, газовая гангрена, сепсис, ампутация, парень прошел по самому острию лезвия между жизнью и смертью.

После сепсиса он толком ещё не оклемался, поэтому сам не ходил, просил, чтоб его возили в коляске.

Посмотреть на его рану (а её пока не ушивали, держали на дренажах) пришел один из кафедральных старичков-хирургов. Сколько ему было лет мы даже не представляли. Но знали точно, что он воевал ещё в Верхней Вольте в семидесятых.

Мы срезали повязку, обнажили раневую поверхность и грануляции на ней, паренёк посмотрел на остаток своей руки, совсем сник и тихонько завыл. Потом все громче. Потом навзрыд.

— Чего плачешь, боец, – сказал наш хирург не поднимая от раны лица под марлевой повязкой и толстыми очками, — руку свою жалеешь или больно так?

— Какую руку, – зло крикнул раненый, – не видите что-ли, нет у меня руки, обрубок я!

— В голове у тебя нет руки, – спокойно ответил дедушка в белом халате, разпрямляясь и нетопливо снимая перчатки.

Боец посмотрел на него со злобой, вытянул вперед остаток левой руки и крикнул:

— В голове, говорите? А это у меня что?

— В голове, в голове, – повторил хирург, – ты решил что у тебя её нет. Хотя ты вполне можешь налить себе стопку, наколоть вилкой пельмень, обхватить за пояс девушку и гулять с ней по парку. Ты можешь чистить зубы, учиться, учить, работать, жениться, родить с женой сына и щекотать его в животик. Ты можешь жить абсолютно как здоровый человек.

Доктор повернулся к хирургическому рукомойнику, локтем открыл специальный кран,начал неторопливо мыть руки. Потом добавил через плечо:

— Ребята с диабетом или астмой и то ограниченнее в этой жизни, чем ты.

Этот старый военный хирург ни разу не был ни психотерапевтом ни психологом, он просто пятьдесят лет был врачом и лечил людей. А это, поверьте, далеко не худший психологический университет.

На следующую перевязку тот паренёк уже пришел сам, без коляски.

Я привел этот отрывок не для того чтоб вас испугать или выбить какие-то эмоции. Нет. Я хочу сделать один простой вывод.

Можно иметь травму, но это не обязывает нас жить травмированными.

Можно иметь болезнь, но это не обязывает нас быть больными.

Как сказал Будда: “Боль даётся нам извне, а вот страдание – это наш выбор”.

И мы можем выбирать: делать то, что велит нам болезнь, например бояться публичных выступлений, считать себя никчёмным ничтожеством, подставлять свою шею тем, кому не терпится на неё сесть чтоб они плохо о нас не подумали… Или направлять свою жизнь туда, куда нам хочется, куда нам важно и нужно её направлять . Понимая , осознавая и принимая те ограничения, которые на нас накладывает обострение какой-то нашей болезни. От гайморита до депрессии.

Мы помещаем болезнь себе в голову когда сосредотачиваем свое внимание на том, в чем она нас ограничивает. Когда всю психическую деятельность направляем на то, что избавиться от этих ограничений и тем самым так фокусируем на болезни внимание, что в нашей жизни больше ничего кроме неё и не остаётся.

Мы теряем наш день, наш месяц, наш мир, просто потому что ни о чем кроме своей болезни больше и не думаем. Просто потому что живём так, как будто ничего в этом мире кроме неё не существует.

А в мире существует, например, шаверма.

Заеду ка я по дороге домой за ней, привезу нам с женой. Будем точить её на кухне, смешно изгибаться, чтоб откусить не накапав на стол, и рассказывать друг другу как прошел день.

Чего и вам желаю, друзья.