Я уже давно не…

Я уже давно не держал в руках боевого оружия. Но я хорошо помню эти ощущения. Лежишь так, чтоб одна нога была как бы продолжением прижатого к плечу приклада. Выбрав пустой ход спускового крючка, представляешь, что твой палец лепесток ромашки. Жмешь медленно, считая про себя до двенадцати. Задерживаешь дыхание на половине выдоха. Выстрел должен прозвучать неожиданно для тебя, примерно между счётом 7 и 10. И он звучит. Оглушительно. Затыльник приклада толкает плечо и волна этого удара доходит до ступней, затянутых в армейские берцы.

Я уже давно не строил дом. Но я хорошо помню запах кирпичной пыли, цемента, мелкая взвесь от насыпного утеплителя, которую потом откашливаешь ещё три дня. Я помню как ноют колени, когда пятый час подряд ты “в натяг” покрываешь половые доски лаком. И как воняет уайт-спирит, в котором отмываешь руки. Но ты выходишь, пошатываясь, и понимаешь, что это было что-то очень важное.

Я уже давно не пел под гитару песни у костра. Но я хорошо помню запах дыма, чая и печенной в углях картошки. Когда ночь, август, и пятно неба над лесной поляной перечеркивают падающие звезды. И кончики пальцев болят от струн, но перекрывая боль из горла льётся: “Будь как дома, путник, я ни в чем не откажу”.

Я уже давно не бегал кросс. Даже жалкие три километра. Но я очень хорошо помню эту свинцовую тяжесть в ногах, это ощущение крови в глотке, это чувство, что ты тонешь и застилающую глаза красную пелену.

Я уже давно не работал на скорой. Но очень хорошо помню эти русские горки эмоций. Когда тихо мирно едешь на обычный вызов, жуёшь чебурек, запивая квасом. А через минуту уже качаешь кому-то грудную клетку, зажав руки в замок, и прижимая маску мешка Амбу к посиневшим губам. А фельдшер, словно она индийская богиня, как-то одновременно затягивает жгут, пальпирует вену, достаёт из упаковки катетер и отрывает кусок пластыря.

Я не знаю почему всё это решило через меня написаться. Наверное потому что сегодня мы хоронили моего однокурсника. Прекрасного врача, мужа и отца детей, трагически погибшего в расцвете лет.

И на Митинском некрополе, где продавцы цветов стоят и ржут, обмениваясь мемасиками, но мгновенно застывая со скорбными минами, чуть только притормозит рядом машина. Где крепкие мужички носят на правом плече серебристые повязки с чёрной полосой, словно они какие-то “дежурные по покойникам”. Где вообще не хочется ни секунды задерживаться. Я понял одну вещь, которую и хочу сказать.

Мы всё безумно хрупки, уязвимы и одиноки. И временами нам больно, холодно, страшно и тоскливо. И кажется, что нет, не было и не будет больше ничего тёплого, доброго, общего с кем-то и чего-то, или кого-то, на кого можно опереться, когда нет сил больше просто держать себя в вертикальном положении. Жизнь – это не феерия радости и бесконечный праздник с колой и мармеладками. Но земля для того и вертится, чтоб показать нам, что за тьмой всегда приходит восход.

И самое главное, вокруг есть те, от кого внутри тепло и уютно. Кто залезет на колени, усядется своей маленькой круглой попкой и будет тыкать тебя пальчиком в брови, нос и глаза. Говоря: “Бро, Но, Гы”. А потом будет тыкать также себя, показывая, что у него тоже есть Бро, Но и Гы.

Кто-то, на кого можно положить тяжёлую, гудящую под вечер голову, закрыть глаза и сказать: “Представляешь, сегодня… “

Или кому можно написать в ватсапе: “Мне тут шеф загадал загадку – не пьёт, не курит, на новый год дежурит – как считаешь, какая отгадка? “

Или кто-то, кто вместе с тобой переодевается в спортивную форму и идёт рядом в зал, где уже натянута волейбольная сетка и стучат мячи.

Самое страшное, что может сделать с собой человек – это одиночество. И лежащим под ним страх других людей и неумение доверять свои чувства и принимать чужие.

Берегите себя, друзья и своих близких. И однажды они сберегут вас.