Я боюсь сойти с ума

Я боюсь сойти с ума

– Зря я маму убил. Кто же мне теперь пирожки принесет? Надо было все таки убить дядю.

Это говорил Ваня – один из пациентов режимного отделения ПБСТИН Санкт-Петербурга, которая на Арсенальной улице дом 9. Он мелко семенил ногами по больничному двору. Все его разжиревшее от нейролептиков тело при этом тряслось и дрожжало. Я сопровождал его на рентгенографию. Шел, как и положено, сзади в двух шагах, держал пятый том истории болезни Вани и офигевал от услышанного.

– У него детская форма шизофрении, Михаил, – говорил мне потом заведующий отделения, когда я рассказал об услышанном, – при ней почти нет галлюцинаций, бредовые идеи нестойкие, но зато очень быстро происходит психическая деградация. От высшего к низшему. Сначала исчезают сложные абстрактные структуры. Такие как стыд, сила воли, любовь, абстрактное мышление. Исчезает высший контроль за психической деятельностью, пациент становится агрессивен, злобен, расторможен в половом плане.

– И у него было так?, – спросил я.

– Увы, Михаил, именно так. Он стал требовать секса от матери и сестры и в один день особенно разозлился от их отказа и зарезал их.

Это воспоминание промелькнуло у меня в голове калейдоскопом автоматических мыслей.  Мрачный антураж ординаторской ПБСТИН дрогнул, поплыл, и голос пациента вернул меня в “здесь-и-сейчас” моего кабинета.

Чтоб скрыть эту секундную реминесценцию я сделал глоток чая из своей “кружки для психотерапии” и переспросил пациента.

– Правильно ли я понял, что страх перед метрополитеном мы с вами одолели, но появился страх сойти с ума?

– Не совсем так, Михаил Сергеевич, – моя пациентка заулыбалась, – метро я боялась все время. Помните, как я рассказывала, что уже с утра просыпалась в ужасе от того, что моя машина сломается и мне придется туда спускаться?

– Конечно помню, ответил я.

– Вот. А сойти с умая не то, чтобы боюсь, мне кажется, что я схожу с ума, когда накрывает тревога. И я начинаю этого сильно боятся. Но когда я делаю ТИР, как вы учили, и тревога отступает, я перестаю бояться сойти с ума.

–  А как вы поймете, что сошли с ума, – спрашиваю я её. И она замолкает задумавшись. Прикусывает губу. И наконец произносит:

– Не знаю. Наверное никак.

И это действительно так. Вот спросите себя, читатель, что для вас означает: “сойти с ума”? Как это? Разве ум – это проезжая часть, поезд или корабль, чтоб с него сойти? Нет. Но вот что общего у проезжей части, корабля и поезда? Не переживайте, это не дешевый тест “для выявления шизофрении” на исключение и обобщение. Это просто вопрос.

Общего у них то, что они обозначают движение. Под сойти с ума чаще всего подразумевается – перестать понимать, что я делаю. Но не только просто потерять контроль над поступками. Ведь когда мы покупаем в магазине ненужную вещь, которую остро захотелось, или наливаем второй бокал вина, мы тоже теряем контроль над своими действиями. Но сходим ли мы при этом с ума? Нет конечно. Даже когда в момент сильной тревоги в магазине или в метро мы стремительно выходим бросив тележку, или выбегаем из метро на ближайшей станции – мы не сходим с ума. Даже когда в приступе гнева кричим на ребенка (что двадцать раз пообещали себе не делать) – мы не сходим с ума. Даже близко. Во всех этих примерах мы всего лишь поступаем импульсивно. Это не вопрос сумасшествия, это вопрос умения контролировать внешние проявления внутренних переживаний.

А что же это тогда – сойти с ума?

А это скорее противоположное хаотическому импульсивному и незапланированному поведению. Сойти с ума, это когда нам “становится все понятно”. Когда приходит ясное, четкое и такое непротиворечивое понимание, что это агенты спецслужб специально так все подстроили, чтоб следить за мной. И для этого на моем пути на работу расставили своих агентов, которые общаются друг с другом тайными знаками.  Что вокруг существует какой-то заговор против меня. Что жену и детей подменили на двойников, а настоящих похитили чтоб шантажировать. А если болезнь развивается ближе к старости, то начинает казаться, что соседи подобрали ключи, проникают в квартиру и воруют из холодильника кисель, а из шкафа муку. И поэтому нужно ставить фломастером отметины на бутылке с киселем и взвешивать муку. И ни замок поменять, естественно. Третий раз за месяц.

Замечаете разницу с тем, чтоб в сильной тревоге выбежать из метро? Она в ключевом понятии критики к содержимому головы. Человек даже во время панической атаки понимает, что это у него, может быть, и никакой не инсульт, который происходит вот прямо сейчас. Но просто очень страшно, что вдруг, с миллионной долей вероятности, но это все таки он? А человек, который в какой-то момент начинает слышать в голове голос “оператора”, комментирующий его действия – он не сомневается, что ему в голову имплантировали следящее устройство. Например, когда он ходил лечить кариес. Всверлили, гады. И никакой критики. Никакого “может быть это все-таки не так”, “может быть я болен”…

Получается парадокс. Пока вы боитесь, что сойдете с ума, вы не сойдете с ума. Вы продолжаете думать, что можете быть здоровы, а можете и заболеть. Если сойдете с ума, то перестанете сомневаться в своей психической нездоровости. Вы точно, на стопятьсот процентов, будете знать, что вы-то как раз здоровы.

Впрочем, чего это мы о болезнях? Сегодня прекрасное летнее утро, внеплановый выходной, конец ночного дежурства, парады на площадях, и день рождения любимой жены. Сейчас поеду в магазин цветов и куплю ей здоровенный букет.

Отдыхайте друзья. Наслаждайтесь мороженым, клубникой, шумом листвы в прохладных аллеях парков.  И ничего сегодня не бойтесь. Пусть сегодня у вас будет день без страхов. Здоровья вам.