Точка невозврата

Сначала мобилизуется злость, потом приходит отупение с ноткой отчаянья. Это потому что когда адреналина слишком много, он выходит за пределы нейронного синапса и связывается с пресинаптическими адренорецепторами, которые отказывают тормозное влияние. От этого и усталость и отупение после приступа тревоги или злости.

Вот и я был такой пресинаптически тормознутый. Пообедать не дали, погнали на вызов.
Дом, железная дверь с рыжиками ржавчины. Под дверью тоже рыжая облезлая кошка. Щурится, жалуется на жизнь. Подъезд построен шизофазийным архитектором, чтоб до лифта добраться надо пять раз повернуть в узком проёме и пару раз подняться по лестнице.
Почтовые ящики с подпалинами от зажигалок. Зелёная краска на стенах облупилась, из-под неё проглядывает синяя краска.

В лифте сакраментальный х@й и схема женских половых органов.

Однушка, из всех сил старающаяся казаться приличной.
Седая старуха на стульчике, чуть менее седая старуха на кухне.
— Где пациент, — спрашиваю.
Пациента ведут из кухни в комнату. Живая фотография узника концлагеря. Кожа обтягивает череп, глаза запали, ручки как спички, ноги – соломинки. Идёт осторожно, в раскоряку, упираясь ногами и руками в стены. Выглядит словно паук с тонкими паучьими лапками.

Чуть менее седая старуха – жена. Седая – мать.
— Пьёт полгода, как работу потерял.
На фотографии в паспорте щекастое лицо крепыша.
— А до этого как пил? Каждый день?
— Доктор, вы чего? Кто-ж пьет перед работой? Раз в неделю в субботу.
— А потом что?
— Не знаю. Как-то стало само. Не замечал, что пью.
— У него, доктор, ещё и диабет, а он лекарства не пьёт.
— То есть, оборачиваюсь я к фельдшеру, не только алкогольная, но и диабетическая полинейро-и-энцефалопатия.
Ведём под ручки, мать в спину спрашивает: “Доктор, а что делать, чтоб он не пил”?

Тот же вечер. Другой дом, другой подъезд, лужи, в них листья и отражения звёзд.

Дверь открывает немолодая женщина, которая когда-то была красавицей. Под глазом трёхдневный синяк.
На гипсокартонной стене дырки от кулаков. Из-за двери комнаты восточная музыка.
Напрягаемся, переглядываемся с фельдшером.
Мужичок лет тридцати пьяно пританцовывает в бетонной коробке без обоев и стёкол. Что очень хорошо, потому что и дым сигарет и вонь перегара вытягивает.

Потом садится на проломанный диванчик, с трудом откручивает пробку с бутылки пива.
Посылает нас нахер, говорит, что в больницу не поедет.
— Давно пьешь?
— Я всю жизнь пью! – гордо и пьяно говорит мужичок.
— В понедельник приезжал доктор, на дому выводил из запоя. Отдали десять тысяч, за капельницу, и вот, смотрите, не помогло, — говорит мать, держась за щёку.
— Так это помогает, если после капельницы не пить. А если пить – то не поможет, устало говорит фельдшер закрывая чемоданчик с лекарствами.
— Будет буянить, вызывайте полицию. А закона, запрещающего бухать, у нас в стране нет. Он в своей квартире, имеет полное право пить.
— Доктор, а как же сделать, чтоб он не пил?

Между этими ребятами подбираем из травы у ларька во дворах женщину лет пятидесяти. Вокруг прохожие, волнуются: “Инсульт, точно говорю”, “Да нет, я знаю, её муж по голове бил”. Носилки, в машину, глюкоза, давление, сатурация, запах свежего алкоголя.

Приходит в себя, посылает нас нахер. Ни имени, ни фамилии, ни возраста, ни адреса не помнит. Веселая, улыбается, матерится. Имя и отчество вспомнила только у наркодиспансера. И что пьет каждый день по пол-литра минимум тоже вспомнила. Спрашиваю: “Зачем пьешь?”. Отвечает со смехом: “А как не пить-то, доктор, как не пить?”.

И тут я понимаю, где эта точка невозврата. В том моменте, когда появляется что-то, что начинает руководить нами помимо нас. Когда не планировал сегодня пиво на вечер, и вдруг понимаешь, что стоишь с ним в руке уже за кассой. И в душе хорошо, и весело, и настроение приподнятое в предвкушении… И все кажется правильным.
Точка невозврата, когда теряется контроль за своими решениями.
Но до неё ещё можно что-то сделать.

И я не про “отвороты от водки” за сто тысяч у потомственной ведуньи-целительницы. Это просто деньги, выкинутые в форточку. И не про нарколожку, где капают витаминки и дают дисульфирам. Это скорее такой временный самообман и обманчивая надежда для родни.

Это что-то должно произойти внутри самого человека. И кто-то должен ему помочь в этот момент.
Не знаю пока что и как. Но что-то надо делать.
Может сделать онлайн-курс по психотерапии алкогольной зависимости? Для самого зависимого и помощника из родственников или близких людей? Наверное это единственное, что я могу сделать. Хотя бы для очистки совести.
Всё-таки я врач. Это то, что я должен делать.