ЦИТАТЫ

— Очень тяжело с работой. Могу половину дня сидеть за письмом, на которое до депрессии ответил бы за полчаса. Смотрю вокруг, все коллеги такие радостные, вдохновлённые, активные. Что-то всё время делают, всё успевают. А я такой тупой на их фоне.

— Максим, вы любите рок-музыку?

— Любил когда-то. А что?

— Был, впрочем, чего это был, и есть такой гитарист – Ингви Мальмстин.

— А в какой группе он играл?

— Была парочка в начале карьеры. Но в целом, он сам по себе бренд. Это, наверное, самый техничный и скоростной гитарист в истории.

— И что?

— Он попал в аварию и сломал правую руку. Тяжело сломал. Но уже через 8 месяцев он не только восстановил руку, но и восстановил все навыки игры. Записал новый альбом. Классный.

Так вот. В одном интервью он сказал, что самое сложное было – не винить руку. В том, что она не может работать как раньше. У вас похожая, ситуация. Депрессия – это триада снижения функций мозга. Снижаются интеллектуальные, физические и эмоциональные способности.

Мозг просто не способен работать как раньше. Как рука в гипсе не способна играть как до перелома. Но рука выздоровела и начала играть лучше прежнего. Так и ваш мозг – выздоровеет и начнёт работать как раньше или даже лучше.

— Александра, вы когда-нибудь бывали на органном концерте?

— Да, была несколько раз. В школе. Нас водили всем классом. Но было скучно.

— Наш средний мозг, Александра, который всё время занимается спасением нашей жизни, похож на органиста. Видели, как сидит органист? Вокруг него куча клавиатур и десяток педалей под ногами. Он на них жмёт и это открывает и закрывает сотни труб разного диаметра, по которым продувается воздух, создавая звук определённой высоты.

— А мозг также?

— Почти. Он тоже давит на клавиши и открывает ток воздуха по трубам. Но и клавиши и труба у него одна – адреналиновая реакция бей/беги. Он просто ничего другого не умеет. Эволюционно. Ноты, на которые ориентируется этот органист в нашей голове разные, а мелодия на выходе одна.

— В любом случае?

— Практически в любом. Когда вы опаздываете на маршрутку. Когда спускаетесь в метро. Когда наступает момент познакомиться с парнем. Когда начальник делает злое лицо и пыхтит на планерке.

— Да, точно. С начальником прямо про меня. Каждый раз боюсь, что он злится из-за меня. И сразу потеют руки и встаёт комок в горле.

— А на самом деле, Александра, у него, например, обострился геморрой, который он заработал в своём супердорогом кресле. И после планерки ваш начальник едет к проктологу, тот ставит его в позу бегущего египтянина, смотрит тудой. И говорит: “А, ну так это у вас из-за Александры же”!

Я устало говорю

— Добби наконец-то свободен!

Наша администратор грустно улыбается мне. Она-то ещё совершенно не свободный Добби. В дальнем зале для групповых занятий ещё идёт какая-то непонятная оргия. И там мистический седой дядька с бородой и косичкой вещает низким голосом: «в этом месте хранится информация о всех цивилизациях, существовавших на планете и мы подключаемся к ней что-бы… »

Я снимаю кросовки, обуваю свои зимние (так и хочется написать «говнодавы», но критики обязательно скажут, что врач не имеет права писать публично » говнодавы», поэтому я не буду говорить «говнодавы») ботинки и иду к лифту.

В лифте закрываю глаза, измученно размазываюсь по стенке, словно одно большое старое толстое лысое красивое психотерапевтическое пятно. И мысленно открываю заметку » Цитаты недели» на рабочем планшете.

— Понимаете, Михаил Сергеевич, я её везде заблокировал. Но боюсь, что она найдёт способ, что как-то проявится, напишет мне, скажет, что у неё проблемы и что только я могу их решить. Что она нуждается во мне.

— И тогда вы можете сорваться?

— Да, и тогда я сорвусь, прощу измены и всё снова начнётся по накатанной. Это как в песне Дельфина :

… Я держу свою дверь закрытой,
Чтоб стучалась она, прежде чем войти,
Чтоб не оказалась она тою, мною давно забытой,
Тою, с которой мне не по пути…

— Понимаю, Сергей. Это и правда всегда пугает. Как осознание своей собственной уязвимости. Но, как пел тот же Дельфин в той же песне:

… Ты можешь с ней расцвести и засохнуть,
Она сожрет тебя, как цветок тля.
Но всё равно, лучше уж так сдохнуть,
Чем никого никогда не любя…

— Оксана, удалось освоить практикум по навыкам осознанности, который я вам прислал?

— Если честно, нет, Михаил Сергеевич.

— Понимаю, где застряли?

— В самом начале. На первом предложении: «Найдите дома тихое уединённое место».

Муж двое детей, коты… Какое тут уединение?

— Вы любите этого маленького испуганного мальчика, Владимир?

— Я понимаю, что должен его любить, это же я сам маленький. Понимаю, но не могу. Потому что он ничего для этого не сделал. Не заслужил. Он не может сделать контрольную на пятёрку. Он разбил тарелку пока мыл посуду. Он опять пришёл в мокрых ботинках!

— А вот эти ваши мысли, которые вы озвучили сейчас, они чьим голосом звучат? Чей голос их говорит?

— Мамин…

— Если бы вам нужно было передать другому человеку, как вы чувствуете свои эмоции обиды и тоски, то какой бы вы могли использовать для этого образ? Как бы вы их описали так, чтоб другой человек смог бы понять, что вы чувствуете?
— Обида, это словно холодные объятья. Словно тебя обнимают не потому что хотят обнять на самом деле, а так, для галочки. Потому что надо обнять. И при этом ты это понимаешь. Что обнимают не любя.
— Отличный образ. Я просто поражён, как вы это сказали. А тоска? Что это для вас?
— Тоска — это окно.
(Я оборачиваюсь и смотрю на окно за спиной. Оно сплошь состоит из капель дождя и серой мути. Думаю: «ну чтож, тоже хорошее сравнение»)
— Вот это окно, за моей спиной?
— Нет. Окно в моей комнате. Там во дворе детский сад и я по будням слышу доносящиеся оттуда радостные детские вопли. Они такие счастливые. Они напоминают мне то прекрасное время, когда я ещё был просто рад всему. И одновременно напоминают, что если я сейчас пойду туда, то не вернусь. Ведь это все-таки окно.

— Вы говорите, что если пожмете руку другому человеку, и при этом ваша ладонь будет недостаточно чистой, то будете виноваты в том, что загрязнили его?
— Ну его рука же и станет грязной от моего пожатия!
— Но разве он какой-то пластиковый или картонный манекен, которого вы коснулись и он теперь навсегда будет грязным? Он же живой человек, и забота о том, чтоб помыть руки перед едой или придя домой — это его забота и его обязанность. Вы для него — один из условно загрязняющих факторов внешнего мира. Да, вы можете каким-то образом сделать его ладонь более грязной, и можете считать себя в этом виноватым но ровно до того момента, пока он не помоет руки.
— А если он их не помоет?
— То в этом уж совершенно точно виноват будет только он сам и не будет никакой вашей вины.
— Знаете, доктор, я никогда об этом не задумывался. Казалось, что если я кого-то загрязнил, то это как-то сразу и навсегда.

— Сергей, есть классическая метафора по поводу поведения под влиянием эмоций. Позвольте, я её озвучу.
— Конечно.
— Зашёл человек в лес. Ему надо было его пройти, чтоб придти в дом, который был за этим лесом. Вот он зашёл, идёт, и на свою беду неожиданно для себя растревожил гнездо диких пчёл. Они всё разом вылетели и «жжжжж» на него. Он начинает от них бежать. И у него есть два принципиальных способа, КАК бежать.
Способ первый — он бежит нахрен от этих пчёл. Мчит не разбирая дороги, постоянно оглядвается, где там эти пчёлы, догнали они его или нет. Как считаете, чем закончится такой бег?
— Он скорее всего упадёт и пчёлы его догонят.
— Да, скорее всего он споткнется, он ведь не видит куда бежит. Всё его внимание сосредоточено на пчёлах. Но даже если он и не споткнется, он окажется черт знает где. Но совершенно точно не там, где он хотел и планировал оказаться, зайдя в этот лес.
И есть второй способ, КАК бежать. Когда наш человек знает, куда ему нужно бежать. И его внимание сосредоточено не на пчёлах, они здесь, никуда не делись, он даже слышит их краем уха. Нет, его внимание сосредоточено на том, как шаг за шагом добежать куда надо. В итоге он и от пчёл спасется и окажется там, где хотел оказаться.
А теперь замените слово «пчёлы» на слово «страхи» и вы увидите, как это происходит в реальной жизни, а не в аллегории. Мы действительно либо только и делаем, что бежим ОТ наших страхов и это приводит нас в итоге к старому толстому лысому психотерапевту.
Либо можем стремиться К тому, что для нас важно и ценно.
— Есть ещё и третий способ, — после долгого раздумья ответил мой собеседник.
— Очень любопытно, Сергей, расскажите пожалуйста.
— Третий способ — это когда ты закрыл глаза, открыл их и ты уже вообще в другом месте.
— Ух ты! Как это?
— Как-то раз в Байкальской тайге я шёл по маршруту. Нужно было спуститься в ущелье. А там горная тайга, камни, скалы почти, буреломы и завалы. Долго спускался, полдня примерно. И вот внизу присел у ручья отдохнуть. И на меня вышел медведь. Причём как в кино, я поднимаю голову и на расстоянии руки от себя вижу его морду.
— Обалдеть!
— Как я от него рванул! Через всём эти буреломы и завалы! Как олень! Бегу и не понимаю, что я бегу. Словно смотрю на себя как бы со стороны, сверху. И ещё думаю, Боже, как же красиво он бежит! Словно стрела. Потом в себя пришёл где-то через полчаса. И почти до конца дня пробирался назад за рюкзаком.
— Вот это история, Сергей! Просто невероятная!


— Мне было очень плохо. Я понял, что действительно, наверное, надо разводиться и меня накрыло так, что я всю пятницу вообще не мог с кровати встать. И всю субботу до вечера мучался. Лежу и мне так плохо, словно я на краю какой-то пропасти.
— А что для вас развод эмоционально? Можете сказать, что вы чувствуете, когда его произносите?
— Свобода, радость, облегчение, надежда. Но это сейчас. Хотя и тогда тоже, понимал. Вернее, не понимал. Я как бы взвешиваю, прихожу к тому, что да, надежда, лёгкость, свобода. Но так при этом плохо, так в груди тяжело! Словно там какой-то огромный камень. И не могу понять, почему.
— Попробуйте продолжить предложение: «Если я разведусь с женой, значит… «
— Значит я её брошу.
— А это что значит?
— Не знаю.
— Чисто академически предположим, что это случилось. Что вы развелись. Что это будет вам говорить о вас?
— Не знаю. Да ничего плохого не будет. Оба станем счастливы!
— Хорошо. Закройте пожалуйста глаза и представьте себе образ того, кто разводится с женой. Представили?
— Да. Как-то тяжело это.
— Можете описать, как этот образ выглядит?
— Какя-то чёрная тень. В шляпе.
— И что она делает?
— Убегает. Тайком сматывается.
— Чей это образ? Кто это?
— Этот отец.
— Как любопытно.
— Получается, если я брошу жену, я стану как отец.
— Он бросил вашу мать?
— Нет, к сожалению, не бросил. Они постоянно ссорились. Всё время. Мать всём время говорила мне, какой он мудак и что он нас бросит, и как она его за этот ненавидит.
Я теперь понимаю, что я был такой разменной монетой в их войнах. А лет в тринадцать я его так ненавидел, что всерьёз хотели его убить.
— Почему?
— Потому что он делал мать несчастной. Как она меня убеждала. И только годам к тридцати я понял, что вообще-то всё было наоборот. Он был подкаблучником, а мать — жестоким манипулятором, которая могла устроить ему скандал по любому неповиновению. Буквально, за «надень на улицу шапку». Понимаете, взрослому мужику, она могла устроить истерику за то, что он одевается не так как она требует. И так во всём.
— Что вам всё это говорит?
— Получается, что я мучался от того, что если разведусь, то стану тем, кого ненавидела мама и кого она научила меня ненавидеть.

— Да нет, два месяца я уже не пью, как до нового года решила завязать, так и не срывалась.

— Вы молодец, Катя! Вы просто огромный молодец! Тяга сильная?

— Да нет, не особо. Почти не тянет. Одно плохо, везде реклама выпивать. Зомбоящик включишь, в любом фильме кто-то пьёт и ему потом хорошо. По улице едешь, везде магазины с бутылками, «винотеки», бары. Даже злит теперь. Вообще вот, что хотела сказать, Михаил Сергеевич, стала ощутимо больше злиться. Не знаю зачем. Могу резко разозлиться на работе, дома. Накричу. Потом так стыдно и не могу понять потом зачем я это делала.

— Про злость, Екатерина, надо знать одну вещь. Злость — эмоция вторичная. Она всегда приходит как ответ на что-то, что промелькнуло в голове до неё. Вот прислушайтесь к себе. Что вы на долю секунды почувствовали до того, как разозлились?

— Не знаю. Не уверена. Какую-то свою слабость что-ли. И какой-то стыд, кажется, за то, что я слабая. Слабой быть нельзя.

— Да, такие мысли вполне возможны. Чтож, с этого сегодня и начнём, Катя. Как не давать злости разрушать вашу жизнь.

Я выхожу на парковку, сажусь в машину, судорожно включаю обогрев всего и вся. И, чувствуя, как становится тепло любимой попе, запускаю музыку на случайное воспроизведение.

^{… Понимающее сердце
Носит хлеб в пустых карманах
По заснеженному полю
Ищет пепел дорого.
Понимающее сердце,
Я погиб в далёких странах.
Подари мне крошку неба
Нитку облака родного…}
То ли проигрыватель угадал моё настроение, то ли моё подсознание любую песню подогнали бы под мой настрой — хз. (Хотя критики тут снова скажут, что врач не может говорить публично «хз». Ок, не буду писать » хз», напишу кз-кз как знать — как знать)

— Итак, Иван, правильно ли я понял, что вы считаете, что если косячите на работе, то вы никчёмный человек?
— В целом да, так и есть.
— Почему? Чем вы можете это мне доказать?
— Ну начнём с того, что работа — это треть жизни.
— Пардон, но не соглашусь. Работа это близко не треть жизни.
— Ну как же, восемь часов в день, в сутках 24 часа.
— А с какого возраста вы работаете? С 22-х лет, после института, верно? Предлагаю вашу подработку, как вы говорили, барыгой на Митинском радиорынке, в рассчёт не брать.
— Да, с 22-х лет.
— Сейчас вам 43 года. То есть вы работаете 21 год.
— Верно.
— В году в среднем 220-230 рабочих дней. В рабочем дне 8 часов. Если их всё спрессовать в сутки, то выйдет примерно 60 таких условных бесперервыных суток в год. За 21 год это 1260 дней. Или примерно два с половиной непрерывно рабочих года. То есть работа занимает менее пяти процентов вашей жизни.
— Хаха. Выходит так.
— Мало того, сколько процентов времени вы на работе косячите? Не всё же время, верно?
— Ну давайте по максимуму, десять процентов.
— Ок, десять процентов времени вы косячите. То есть примерно 0,25 года. И тогда скажите, Иван, могут ли 0,25 года быть определяющими к 43 годам?
— Ха-ха-ха. Нет, не могут конечно.
— Итак, мы с вами математически доказали, что вы не можете считаться никчёмным, если косячите на работе. Теперь давайте поговорим об остальных сторонах вашей жизни. С чего начнём? С семьи, детей, достижений в спорте?

— Итак, напомню, что изначально убеждение, которое мы сейчас проверяем на истинность звучит как: «Если я не пришла на работу потому что заболела и взяла больничный, то я недостойный человек». В аргументах » ЗА» вы указали, что «мой босс с работы злится на меня и презирает меня за это». Как и мы можем сформулировать аргумент против?
— Люди, считающие, что заболевший недостоин хорошего отношения, сами недостойны того, чтоб я принимала во внимание их мнение.