Сам виноват
— Кусок дебила! Причем реально кусок и реально дебила. Один кусок слева от путей, другой справа. Так и запишем в карте: “Кусок дебила предположительно мужского пола.”
Поднимаю голову от фаршированных перцев. Жена приготовила, дала с собой на смену. Перцы божественны, почти как та, кто их приготовил. Даже жаль отрываться. Но перед глазами стоит картина, как летящий товарняк ударяет в человеческое тело, разрывая его на куски, на кучки атомов, рассеивая их во вселенной.
Поворачиваюсь к соседнему столу, где шёл этот разговор. Говорю громко:
— Он не дебил, а больной человек, покончивший собой ужасным способом. Научитесь, коллега, уважать человеческую жизнь и смерть.
Смех за соседним столом мгновенно стихает. Там обедает новая бригада. Доктор совсем молоденький, только пришел из ординатуры, первый месяц работает. И фельдшер – девчонка из училища. Им страшно и они пытаются за бравадой и смехом спрятать ужас от этой работы.
Доктор смотрит на меня, как-то тушуется, понимая свое место в доминантной иерархии смены и неуверенно говорит:
— Но он сам виноват, есть свидетели, сам перелез через ограждение и спрыгнул. Никто его не толкал.
— Он виноват в том что не смог в нашей медицине найти помощи и избавился от своих страданий таким вот образом? – спросил я.
Все вокруг затихли, атмосфера как-то сразу стала неуютной.
И в этот момент из-за другого стола раздался бас старого усатого врача БИТ-бригады:
— Всё правильно наша психиатрия говорит. Без уважения к человеческой смерти в медицине делать нечего. Разве что в департаменте здравоохранения работать.
Все заулыбались, задвигались, расслабились. Департаментских, как и всё министерство здравоохранения, у нас в первичном звене не любят. Потому что мы живём в одном мире, а они в другом. На гребаном Марсе, как иногда начинает казаться, если вчитаться в те приказы, которые они нам присылают.
Но речь не о них. Инопланетяне, что тут скажешь. Речь о нас. О вот этом вот странном способе сочувствовать – через поиск виновного. И если виновный сам виноват, то никакого сочувствия, никакого сострадания он не заслуживает. Вроде как восстановление справедливости что-ли.
Ищем виновного, присоединяемся в этом пламенном праведном поиске. И вроде как это и есть помощь.
Гневаемся вместе, если этого виноватого находим. Говорим: “ты не виноват”. И вроде как всё сделано. Помощь оказана…
А если “он сам виноват”, то помогать ему – несправедливо. Не имеет права на помощь и сочувствие. Виновный должен быть наказан. И если сам виноват – то получает наказание справедливо и заслуженно. И тогда никакого сочувствия.
Так себе помощь, честно говоря.
Ты имеешь право на сочувствие, только если не виноват сам…
От такой постановки вопроса и правда под поезд прыгнешь. Тем более, что при депрессии самообвинение и идеи своей виновности – ведущий клинический аспект патогенеза.
И я смотрю на фотографию Прохора Михалыча, который как раз вчера крепко приложился лбом. И не могу себе представить, чтоб я сказал ему, плачущему на руках, что мол сам виноват, будешь теперь осторожнее. Бррр. Нет конечно.
Какая разница, кто виноват? Я что, судья, прокурор, адвокат, свидетели и суд присяжных в одном лице? Ко мне пришли, чтоб раскрыть ужасное преступление и определить преступника? Нет. Ко мне пришли с болью и слезами за помощью, за сочувствием, за советом, что делать, чтоб перестало быть так больно.
Как и к любому из вас. И любой может просто обнять, утешить, дать поплакать. И потом уже задавать два извечных русских вопроса: “Что делать?” и “Кто виноват?”.
Потом, но не до. Быть добрым, сильным, и уметь прощать – это так сложно. Но это именно то, чего так не хватает нашему миру.
Как пел Юрий Юлианович: “Наполним небо добротой”, ребята. Здоровья вам