Последняя любовь на земле

Последняя любовь на земле

Последняя любовь на земле.

Осторожно пробираюсь на балкон мимо ползунков и и бодиков Прохора Михалыча, которые сушатся на решатчатой сушилке. Тут же что главное? Не свалить их и не капнуть чаем. Потому что чай в правой руке. А он, как выяснили ученые, начинает расплескиваться на седьмом шаге.

Самое интересное на вечернем балконе что? Как считаете? Правильно – чужие балконы.

И вот стою я, слушаю сквозняк в щелях, кутаюсь в старую синюю кофту, и чай так, помаленьку, маленькими глоточками. Город на карантине, машин почти нет. На улице Пилюгина бродит только весенний ветер и патрульная парочка полиционеров.

В доме напротив, на несколько этажей ниже меня, на балконе в удобном кресле устроился мужичок. Перед ним два монитра с какими-то таблицами. Работает парень.

Смотрю на него, на вечернюю Москву и вспоминается мне 2011 год. Тогда в чартовой дюжине на Нашем радио лидировали “Смысловые галлюцинации” с песней “Погружаюсь”, а я голосовал за  ДДТ с песней “Родившимся этой ночью”. Металлика выдала альбом “Lulu”. А на экраны вышел один из моих самых любимых фильмов: “Последняя любовь на земле”.

Он про эпидемию. Вернее не столько про эпидемию, сколько про то, как живется в её условиях полюбившим друг друга людям. Сюжет отличатеся от обычных эпидемических триллеров, нет никакого “напряженного поиска нулевого пациента”. Нет картин массовых смертей или “побега из чумного города”, которыми так переполнены обычные голливудские страшилки про вирусы.  Нет в нем и картин какого-то страшных кожных проявлений, кровотечений, язв, и прочего хайпового кошмарика для наполнения залов жадными до испуга зрителями.

В этом фильме даже не рассказывается, что послужило причиной болезни – вирус, бактерия, грибок или генетические изменения. Патогенез болезни тоже непонятный, поочередно,  отключаются органы чувств. Сначала обоняние, потом вкус, потом слух, потом зрение. А главный герой – шеф-повар ресторана в лондоне. И когда у всех людей пропадает вкус, он, естественно, решает, что ресторану пришел конец. Кто будет ходить в ресторан, если не чуствует вкуса еды? (В фильме есть шикарная сцена, где герои сидят в ванной и пробуют на вкус мыло и пену для бритья). Но коллега главного героя говорит слова, ради которых, наверное, и создавался фильм. Дословно не помню, но что-то вроде:

— Наоборот, ресторан закрывать нельзя, потому что люди не захотят сидеть по домам и есть углеводы и жиры. Они захотят придти в привычное место. Да, мы не можем готовить еду вкусно, но можем готовить её красиво.

И в ресторане начинают готовить еду так, чтоб блюда отличались по внешнему оформлению. Чтоб они по разному хрустели и пережевывались. И люди продолжают ходить в рестораны, общаться и смеяться. Мозг сам достроит вкус блюда, даже без информации с вкусовых рецепторов.

А когда пропал слух, оказалось, что люди ходят на дискотеки, чтоб чувствовать руками вибрацию динамиков колонок.

Люди приспосабливаются. И к пропавшему обонянию, и к пропавшему вкусу и слуху.

И к 125 граммам хлеба в первую блокадную зиму Ленинграда. И к полугоду без зарплаты в девяностые. И к коронавирусу и режиму самоизоляции.

Люди оказались более приспособленными, чем тараканы, которые не смогли перенести массовое появление микроволновок.

Поэтому я уверен, в том, что мы приспособимся и к карантину и к жизни, которая наступит после него. К работе на удаленке, к стрижке бород не в барбершопах, а дома, к уменьшению силикона в телесах инстадив.

Потому что жизнь продолжается. У всех у нас продолжается. И в этом грандиознейший кайф, друзья.