Игры, которые играют в игры

Игры, которые играют в игры

Из компании шестерых героинщиков спустя год выжила только она одна. Мы с ней сидели на трамвайной остановке у того конца Марсового поля, с которого открывается вид на две медные задницы. Одна из них Суворова. Который Александр Васильевич и великий русский фельдмаршал. А вторая – его коня.

За ними горбатился Троицкий мост, готовый подняться в серую муть, которая в сентябрьском Петербурге заменяет собой небо.

— Я бросила, когда последний, пятый, умер у меня на руках, — говорила она, нервно переплетая белые тонкие пальцы. Такие гибкие, что казалось, будто в каждом десяток фаланг.

— Но за год посадила себе сердце. Токсическая кардиомиопатия и сердечная недостаточность. Врачи сказали. И теперь не могу ночью спать без грелки. Постоянно ощущение, что между лопаток зажата ледышка.

Её звали (а может и зовут, не знаю) Василина. И за три часа до этого разговора мы познакомились в баре Мани-Хани на Апрашке, там был ночной концерт какой-то дебильной группы. “Артель”, что ли… Мне было 19 лет, у меня было ни жены и постоянной девушки, ни денег. А потому тогда я мог себе позволить бесплатные концерты и такие вот странные знакомства.

— Держи меня, — внезапно сказала Василина, и я увидел как мгновенно расширились её зрачки. Перед нами проходил мужик с зажженой сигаретой, и её по-питерски тонкое лицо неотрывно смотрело за ней. Она не дала мне спросить, зачем её держать и сказала сама:

— Я ещё и курить бросила. Но сейчас могу сорваться и пойду попрошу у него закурить.

Но мужик сделал ещё одну торопливую затяжку и, бросив окурок на мокрый газон, заскочил в трамвай номер 3. Моя новообретенная знакомая выдохнула, повела плечами и, проводив глазами отъехавший трамвай, перевела взгляд на памятник. ” Смотри, началось” — сказала мне она. Я проследил за её взглядом и увидел, что Троицкий мост начал свое движение вверх.

Мы собственно за этим и притащились сюда из теплого прокуренного клуба через ночной город. Василина обещала, что покажет мне настоящее доказательство существования бога. Оно заключалось в том, что фонарные столбы на Троицком мосту имеют форму огромных стальных крестов. И когда мост разводится, они  поднимаются в небо.

— Возносятся. Понимаешь, Миша, возносятся. Железные распятья. В небо.

А зрелище действительно завораживает. Будете когда-нибудь дождливой (а других там не бывает) ночью на Марсовом поле – дождитесь этого момента. Особенно, если сырой ветер, низкие рваные облака, подсвеченые снизу городом, дождь и запах Невы. Оно того стоит.

Как вы считаете, читатель, почему Василина смогла завязать с героином? Что ей помогло?

Да то и помогло: смерти друзей и понимание, что ей 20 лет, а у неё сердце семидесятилетней старухи, и ей никогда не стать матерью. Никогда не накормить ребенка грудью и не улыбаться, видя, как тает от этой картины мужское лицо…

В этом и парадокс тяжелых химических зависимостей. Они сильнее бьют по метаболизму, сильнее повреждают организм, но именно это помогает зависимому понять, что жизнь катится под откос. Увидеть, как он деградировал, как быстро просирается жизнь. Контраст заметен. Он помогает. Он пугает и мотивирует завязать.

Но есть и такие зависимости, при которых деградация не так скоротечна и потому незаметна. Пиво. Марихуана. Порно. Компьютерные игры.

Последнее вообще строго говоря не зависимость. Её нет в международной классификации болезней. Да и под критерии зависимости они не особо подходят. Потому что критериев этих три.

Первый – нарастание толерантности, то есть должно постоянно хотеться больше. Но люди, играющие в тот же “Мир Танков”, или Доту, они ходят на работу. Да, они теряют семьи, но семьи распадались и до компьютерных игр. И их это совершенно устраивает. Завтрак по дороге на работу, бизнес-ланч, ужин в макдаке или дома пельменями, пиво, игра до часу ночи, сон. И это полностью и совершенно их устраивает. Они имеют полное право вести такую жизнь, как хотят.

Второй критерий – абстиненция. То есть при невозможности получить обьект зависимости, у пациента развивается тоскливо-злобное настроение, вспышки ярости и вегетативные проявления. Ну ладно, до 18 лет такое ещё возможно. Родители, допустившие развитие привязанности к играм, отбирают комп, заставляя учить уроки, и это даже к суициду может привести. Но если говорить про взрослых людей, то там они уже сами решают, что им по жизни нужнее и важнее. И они вполне способны ездить на шашлыки, встречаться с друзьями, иногда любить девушек. Да и вегетатики никакой. Ни скачков частоты пульса, ни перепадов артериального давления.

Третий критерий – зависимость должна разрушать жизнь человека. Но, пардон, а в чем разрушение? Или кто-то решил, что стандарный сценарий “школа-институт-свадьба-ипотека-дети” это единственно правильный?  Да, такие люди достаточно часто вылетают из ВУЗов, потому что вместо учебы играют, но они вполне работают кассирами, пекарями, таксистами. И этого вполне хватает на сносную жизнь и высокий рейтинг  в игре. А некоторые и вплоне себе хорошо зарабатывают програмистами и вообще не ходят на работу.

То есть да. У таких людей нет семей. Но они их и не хотят. А секс последние пять тысяч лет возможен и без брака. У них зачастую нет детей. Но они им и не нужны. Зачем? Новый танк или новый меч дает не меньше радости. У них нет любви. Но, опять же, зачем она им? Захват базы, или когда на последних секундах вытягиваешь весь бой – он мало чем уступает оргазму. Им не нужно бороться за некий социальны рост. Доминирование в игре с лихвой покрывает биологическую потребность доминировать в стае.

Надо признать, что мы оказались не готовы к появлению такой зависимости. Родители оказались не готовы к тому, что детям будет совершенно плевать на учебу, дружбу, первую любовь, поездку к морю и что угодно ещё кроме игры. Девушки оказались не готовы к тому, что что-то будет манить парней сильнее, чем их молодые тела. И что можно стоять голой, обмазавшись взбитыми сливками, а парень будет говорить: “Погоди, бой доиграю”.

Жены оказались не готовы к тому, что муж зарабатывает, чинит краны, не пьет и не ходит налево, но при этом совершенно не интересуется ни ей, ни детьми. И засыпает она одна, глядя на синий свет монитора на любимом лице, увлеченно сводящем прицел и башню.

И вот тут играет злую шутку то, что не происходит никакой “токсической кардиомиопатии и сердечной недостаточности”. Не снижаются интеллектуальные функции, не поражается мозг. А при хорошем кресле и геморрой не грозит. При этом игрок не водит пьяным машину, не дерется в пьяных драках, не ворует у родителей на наркотики… Работает, ест, играет. Идеальный гражданин.

Однако, есть одно но. Те игры, которые обладают максимальной аддиктивной силой, это всегда игры с другими живыми игроками. То есть, простите за каламбур, другие игроки для нашего игрока являются для него игрой. А он является игрой для них. И собственно это все, чем он является. Игрой, которая играет в игру.

И если это то самое будущее, которое ждет, нас, наших детей, то мне страшно. Потому что никто из нас не готов к зависимости без деградации и мотивации избавиться от неё. 

Нам просто нечем убеждать, что в этом мире есть ещё что-то столь же безвредное, притягательное и ненапряжное, как онлайн игра. Все имеющиеся на данный момент у нас альтернативные человеческие удовольствия либо дороже, либо вреднее,  либо менее “кайфные”.  В реальном мире просто нет ничего такого, чего не было бы в игре. Кроме, разве что, “вкусно покушать”.

Поэтому я сейчас прошу вашей помощи. Напишите в коментариях, что, на ваш взгляд, может помочь человеку вырваться из танков, эльфов и террористов в реальный мир? Спасибо вам и здоровья!